class="p1">Сержант действительно понимал — и прежде чем отправиться на дальнюю мельницу, не чинясь, попросил у полковника и Клода… плащи. Мол, приметные. Не успел еще де Ла Ну набрать воздуха в грудь, чтобы спросить, на кого же у сержанта Марсея хватит глупости надеть те плащи, как полковнику хором объяснили: на чучела. Потому что к мельнице ведет хорошая торная дорога, телеги проходят. А вокруг деревья, ельник там, снизошел сержант до объяснения, а еще к мельнице можно по берегу через луг, низинка там…
Де Ла Ну согласился с тем, что дорога через ельник — отличное место для неглупой засады, с тем, что мельницу нужно обходить через низинку, а плащи на чучелах отличный обманный ход. Добавил:
— Лошадей попортят — ты у меня до Страшного Суда не расплатишься…
Угроза была страшной, сержант сглотнул, кивнул и засобирался.
— Уж не на той ли мельнице вы сегодня ночевали? — зачем-то спросил де Ла Ну и потер лоб. Он был совершенно уверен, что Клод ночевал в полку, за стенкой от него самого, но за юношей водилось всякое, а вездесущесть и вовсе была у него в обычае.
— Я туда заезжал и вернулся уже после заката.
А я даже не заметил, что он вечером отлучался, подумал полковник. И если я не заметил, то и многие не заметили тоже. Поди теперь разбери, на кого именно засада — если она там, конечно, вообще есть, — и по чью душу франконцы шли на мельницу поутру. Очень уж близко к Пти-Марше стояли эти ребята, опасно близко, вот, Ламбен на них напоролся, кто-то еще мог. Не совсем же без цели они тут куковали?
— А туда ехали через земли Эренбургов?
Клод кивнул. Да, ехал не таясь. Значит, не приходится гадать, кто рассказал об этом франконцам.
— Девица Жанна и ее сестра, но особенно Жанна. — сказал полковник. — И если мы с вами думаем правильно, то у нас по округе еще будут шляться стрелки, двое или трое.
— Чучела? — спросил Клод.
— Чучела могут помочь, а могут не помочь, если нам не повезло и это понимающие люди. Вы везучий человек?
Офицер для поручений чуть выпрямился, повел головой.
— Чрезвычайно везучий. — сказал принц Клавдий. — Так вы говорите, Жанна?
— Я говорю Жанна, — повторил полковник. — Даже если у нее от начала не было такого намерения, в чем я сомневаюсь, ей пришлось как-то оправдываться за вчерашний конфуз. Впрочем, нет смысла гадать, нужно спрашивать.
Девиц Оно уже притащили к штабу. Выглядели обе паршиво, но синяки и ссадины у обоих были не очень свежие. Надо понимать, любящие сестрички вчера неоднократно передрались.
Де Ла Ну уставился на ревущую Мари и задравшую нос-пуговицу к небу Жанну в легком недоумении. Допросить лазутчика с пристрастием ему бы труда не составило. Дело неприятное, но знакомое каждому человеку войны. Но две бабы? Не доводилось заниматься таким судом и таким следствием, чтобы допрашивать женщин силой — сначала не случалось, а потом не по чину стало. И что? Высечь их, приказать поколотить или что там еще делают с длиннохвостым юбочным племенем? Или начать с расспросов?
Расспросы пользы не принесли. Мари все также рыдала, всхлипывала и размазывала рукавом сопли. Клялась, что ничего не знает. Искать заступничества у полковника ее надоумила сестра. Про деньги она ничего не говорила, потому что знала, что Жанна отберет, а Мари эти деньги хотела после свадьбы пустить на обзаведение своим хозяйством. Или, если уж свадьбы в этот раз не случится, то взять на приданое. И в господском доме не без женихов…
— Жана убили. Ночью, в лесу, франконцы, — сообщил де Ла Ну. — И если я сей же момент не услышу, что они там делали, я велю вас выпороть.
После этого Мари, наверное, можно было отпускать. Если бы ее не держали за руки и за косы, она бы прямо тут и забилась в падучей. Не знала. И то ли и впрямь влюбилась, то ли хоть капля стыда в ней осталась, но рыдания были искренними — как и проклятия в адрес сестры, гадюки, змеюки, уродки и так далее, которая со своей ересью и спесью погубила и христианскую душу, и ее, Мари, будущее.
Жанна, судя по всему, тоже не знала — но огорчения ей это известие не доставило, а слезы ее высохли, она поджала губы-ниточки и опять уставилась в небеса. Мученица предо львами, да и только.
— Господин полковник… — офицер для поручений уже отченашей пять подошел и теперь смотрел на девиц Оно как портной на трудного клиента. — Я распорядился прикатить на задний двор бочку и натаскать воды, и кузнеца позвать.
— А почему не в колодец? — водой здесь даже злоречие лечат, хорошее дело — страха много, вреда мало, а если сознание потеряют, отливать легко.
— Долго вытаскивать, — пояснил Клод, — и мне говорили в столице, что вода от этого портится, люди потом болеют. Бочку не так жалко.
Полковник подавил желание обернуться. Что-то было у офицера в голосе, что наводило на нехорошие мысли. Предвкушение какое-то, привычное, старое. Не принцем Клавдием пахло здесь, а как бы не самим Его Величеством.
— А кузнеца зачем?
— С переносным горном и инструментами.
— Похоже, вы в этом понимаете побольше моего…
— Да, господин полковник, — вежливо сказали над ухом. Де Ла Ну подумал, что еще год, и голос звучать будет сверху.
Принц-офицер-племянник короля действительно понимал — и не ограничивался распоряжениями. Кузнец подавал раскаленные инструменты, солдаты держали, а расспрашивал и угрожал Клод самостоятельно — и самостоятельно же макал Жанну головой в бочку. Сугубого нарушения этикета и приличий никто, кажется, не замечал. Зато во всем остальном происходящее нагоняло легкую жуть даже на полковника. Девица Мари, которую Клод отчего-то не велел отпускать, давно уже валялась без чувств. Хотя, кажется, на самом деле допросчик только один раз прихватил Жанну раскаленными клещами, и то — за ухо. Обещал он куда больше.
И что-то во всем этом было противоестественное. Видно, не одному полковнику так казалось, потому что девица Жанна рванулась, поползла по земле с невнятным криком, а потом села и заплакала…
Офицер, которому этого не поручали, кивнул сержанту, мол, облей — и вторую тоже, пусть просыпается. А потом повернулся к командиру — спрашивайте, теперь можно.
Оказалось, можно.
Говорила она много и внятно — писец торопился, но успевал и не сбивался.
Франконцы пришли неделю назад. Кто указал им место в лесу, Жанна не знала. Сама она ходила к ним трижды. Это настоящие франконцы, солдаты, в доспехе. Как благородные господа,
